«Один из вас меня предаст», —
Сказал Иисус ученикам.
Вспорхнули разом птицы глаз,
Одежд взволнована река.
«Не я ли, Господи? Не я ль?» —
Послышалось со всех сторон.
Тяжёлых глаз блеснула сталь:
«Не я ль?» — спросил угрюмо он.
Иисус взглянул. Конечно тот:
«Иди и делай, что решил»…
Встал не спеша Искариот,
Но выйти, все же, поспешил…
Христу б все бросить и бежать,
Зарыться в утренний туман;
Жениться и детей рожать,
И не было б стигматов-ран.
Не побежал, и не исчез
В тумане непроглядном он…
А ночи все темней навес,
И слышался монетный звон.
* * *
За флёром часов безлунных
Не льётся забот чад,
Едва уловимые струны
Едва уловимо звучат.
И при не туманном рассвете
Зачем видеть чью-то вину?
Внезапно проснётся ветер,
Поднять что б речную волну.
* * *
Давно нам смертным рашпилят мозги,
Ведут туда, куда желает сильный;
Талдычат идеологи обильно —
Отыскивая зерна средь лузги.
* * *
Даёт Всевышний голод, боли,
Тревогу, и тоску даёт:
Тем нашу проверяет волю —
Не превратимся ли мы в лёд;
Не будем ли мы хаять Небо,
И не закатим ли скандал,
За тряпку, и за ломоть хлеба,
Которые нам не додал.
Он проверяет, чем мы дышим,
Утонем ли в пруду каприз,
И будем ли мы грязи выше,
Которая нас тянет вниз.
* * *
Я цветы не сбираю в букеты
(Сбор цветов уже кем-то воспет),
Да, такого пристрастия нету.
Через сутки завянет букет.
На корню они тоже завянут
(Избежать этих можно ль минут?) —
Неприглядными серыми станут...
Но свободными дольше живут.
* * *
В маленькой, тёплой избушке
В печке играет огонь;
Пламени песню послушай,
Уголья только не тронь.
* * *
От ласки куда скроешься?
Прятаться будешь — зря.
Так наша жизнь скроена, —
К взгляду тянется взгляд.
Будут потом отклонения
(Они обходили кого?)
Знаешь - сердца веления,
Часто, важнее всего.
* * *
Осень с глазами не грустными,
А небеса атласные,
Листья под каждым кустиком
Чистые, ярко окрашены,
И желтизна по полю,
Речки небесен халатик;
И на её долю
Грусти ещё хватит.
* * *
Ночи глубокий омут,
Город в мокром пальто.
Иду по пути сырому
Топаю: топ да топ.
Верный путь не угадан,
Не ожидается гладь.
Надо идти, надо,
Жить на земле – не стоять.
* * *
В мае все радостью дышит,
Верит судьбе горячо.
Травы сухие не слышат,
Пение птиц и ручьёв.
Всходы, цветение, жатва.
Минут недели и год.
Стоит ли обижаться
Если так время идёт?
* * *
Падал снег очень крупный и смелый,
Двор похож был на сказочный зал;
Это первый был снег, самый первый —
Падал в лужи и в них исчезал.
Наши встречи. Молчание. Робость.
Светлых мыслей, желаний полет...
Первый снег не бывает в сугробах,
Первый снег очень быстро пройдёт.
* * *
И будет страх, и будет боль,
И будет пасмурное лето,
Но ты перенеси все это:
Юдоль она и есть юдоль.
Не вечна боль, не вечен страх,
Когда-то небо прояснится.
Лети в лазурь беззлобья птица!
Цвети улыбка на губах!
* * *
К ветке тянется ветка,
Утра забыта стынь,
Ветер колышет крепко,
В полдень траву, листы;
Ищет энергии выход,
Силы большой запас.
Вечером будет тихо,
То же и в жизни у нас.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Оцените произведение:
(после оценки вы также сможете оставить отзыв)
Поэзия : 2) Огненная любовь вечного несгорания. 2002г. - Сергей Дегтярь Это второе стихотворение, посвящённое Ирине Григорьевой. Оно является как бы продолжением первого стихотворения "Красавица и Чудовище", но уже даёт знать о себе как о серьёзном в намерении и чувствах авторе. Платоническая любовь начинала показывать и проявлять свои чувства и одновременно звала объект к взаимным целям в жизни и пути служения. Ей было 27-28 лет и меня удивляло, почему она до сих пор ни за кого не вышла замуж. Я думал о ней как о самом святом человеке, с которым хочу разделить свою судьбу, но, она не проявляла ко мне ни малейшей заинтересованности. Церковь была большая (приблизительно 400 чел.) и люди в основном не знали своих соприхожан. Знались только на домашних группах по районам и кварталам Луганска. Средоточием жизни была только церковь, в которой пастор играл самую важную роль в душе каждого члена общины. Я себя чувствовал чужим в церкви и не нужным. А если нужным, то только для того, чтобы сдавать десятины, посещать служения и домашние группы, покупать печенье и чай для совместных встреч. Основное внимание уделялось влиятельным бизнесменам и прославлению их деятельности; слово пастора должно было приниматься как от самого Господа Бога, спорить с которым не рекомендовалось. Тотальный контроль над сознанием, жизнь чужой волей и амбициями изматывали мою душу. Я искал своё предназначение и не видел его ни в чём. Единственное, что мне необходимо было - это добрые и взаимоискренние отношения человека с человеком, но таких людей, как правило было немного. Приходилось мне проявлять эти качества, что делало меня не совсем понятным для церковных отношений по уставу. Ирина в это время была лидером евангелизационного служения и простая человеческая простота ей видимо была противопоказана. Она носила титул важного служителя, поэтому, видимо, простые не церковные отношения её никогда не устраивали. Фальш, догматическая закостенелость, сухость и фанатичная религиозность были вполне оправданными "человеческими" качествами служителя, далёкого от своих церковных собратьев. Может я так воспринимал раньше, но, это отчуждало меня постепенно от желания служить так как проповедовали в церкви.
